Пролетая на одном крыле: Газвин

Дорогу из Астары в Тегеран условно можно разделить на две части. Первая проложена вдоль горного хребта Эльбурс, малахитовым браслетом опоясывающего южный берег Каспия. Сравнение с малахитом уместно, поскольку склоны гор сплошь покрыты зеленым ковром лиственных лесов, лугов или, по крайней мере, так называемым вторичным кустарником. Ничего подобного в Центральном или Южном Иране летом вы не увидите. Лесов и лугов там вообще нет, а возделанные крестьянские поля или рощи фруктовых деревьев напоминают маленькие островки жизни среди безбрежного моря выжженных солнцем скал.

В горах и на Прикаспийской равнине жарко и влажно. Чем-то даже напоминает далекую Индию. Вдоль автобана то и дело встречаются одиноко стоящие торговые палатки местных крестьян, а иногда – целые магазины. Главный товар этих мест – квашеный чеснок. Его продают поштучно, на развес или оптом в больших пластиковых бочках. Автобус то и дело останавливается, пассажиры покупают чеснок, и вскоре, несмотря на усилия кондиционера, салон наполняется острым кисло-пряным ароматом.
Любая остановка для меня – это возможность немного проветрится и осмотреться. Ко мне то и дело подходят попутчики и пытаются что-то сказать. Но я не понимаю их, а они меня. Наконец, один подводит ко мне девушку. Она неплохо говорит по-английски. Вокруг нас тут же собирается целая толпа. Я объясняю, что приехал в Иран из Беларуси. Все довольно кивают. О Беларуси здесь слышали и даже знают название белорусской столицы.
«Ну, и как вам Иран?» – спрашивает девушка.
«Пока хорошо», – отвечаю я.
Слово «хорошо» остальным понятно без перевода. Иранцы начинают возбужденно переговариваться между собой. Кто-то даже хлопает меня по плечу и называет по-русски другом. Мне суют в руку бумажный кулек с крупными бордовыми ягодами, посыпанными мелкой солью. Оказывается, это обычная ежевика. Девушка хочет знать, растет ли такая у нас. Растет? А чеснок и арбузы есть? Я пытаюсь ей рассказать о том, что выращивают в наших садах или собирают в лесу. Слова «черника» и «малина» ей совершенно не знакомы, а новость о наличии клюквы приводит в недоумение. Клюква (cranberries) для нее – это название известной ирландской рок-группы. Я пытаюсь угостить собеседницу черничным леденцом, но она наотрез отказывается. Конфету тут же забирает один из мужчин. Распробовав, он комедийно закатывает глаза и начинает пританцовывать на месте.
«Хороший белорусский шоколад», – комментирует девушка.
Она хочет спросить о чем-то еще, но водитель вдруг начинает сигналить. Всех зовут обратно в автобус.
«Эй, хариджи! Эй, ханум!» – кричит нам помощник шофера.
Сесть рядом в автобусе мы не можем, так что незаданный вопрос сам собой растворяется в воздухе.

Дорога некоторое время петляет между гор. Судя по всему здесь достаточно высоко. В ушах неприятное ощущение, какое обычно возникает во время подъема самолета. Но горы вскоре заканчиваются. Шоссе несется среди серой массы холмов. Значит, Эльбурс проехали. Началась вторая часть пути, собственно Центральный Иран.
Я смотрю на карту страны. Ближайший крупный город по дороге – Газвин. Путеводитель сообщает, что это важный культурный центр, здесь есть несколько старинных мечетей и медресе, пара христианских храмов и, наконец, неподалеку расположен знаменитый Аламут, вокруг которого в XI – XII веках было образовано религиозное государство мусульманской секты курильщиков гашиша-ассассинов. Ассассины были непримиримыми врагами крестоносцев и первыми придумали использовать против наступавших христиан террористические методы борьбы. Действовали они с определенным успехом, но вскоре переругались с другими мусульманами и удалились в горы. Конец ассассинскому государству пришел лишь в XIII веке, когда на Ближний Восток вторглись орды монгольского Хулагу-хана. В общем, Газвин показался стоящим того, чтобы не проезжать мимо. Кажется, со мной был солидарен и мой сосед. Услышав название этого города, он широко улыбнулся и ткнул себя пальцем в грудь.
Через некоторое время автобус остановился на развилке дорог. Перед поворотом стоял указатель с надписью «Газвин» на английском и фарси. Здесь мы с соседом и сошли. Вслед за нами, взгромоздив на голову огромную сумку, появилась англоязычная девушка. Оказывается, она тоже ехала именно в Газвин. Автобус растворился в клубах дорожной пыли, а наша компания осталась стоять около поворота.
«Зачем вам в Газвин?» – спросила девушка.
«Думаю, это интересный город», – честно ответил я.
Она улыбнулась. Приятно, когда о твоей родине отзываются хорошо, даже если ее пока в глаза не видели.
До центра нас довезла попутная легковая машина. Я вышел около отеля «Иран». Скучавший портье нисколько не удивился, увидев перед собой иностранца. Судя по всему, туристы наведываются в Газвин довольно часто. На ломаном английском он пояснил, что все одноместные номера заняты, и он может предложить со скидкой лишь двухместный. Номер располагался на втором этаже, имел все необходимые условия, к тому же из окна хорошо были видны минареты сразу двух старинных мечетей. Я решил остановиться здесь на два дня. Нужно было время для адаптации к местному жаркому климату.

Исследование самого города началось лишь на следующее утро. Я прошелся вдоль нескольких главных улиц, считающихся историческим центром. Газвин был основан более двух тысяч лет назад и непродолжительное время являлся столицей Ирана. Можно было бы ожидать, что, несмотря на многочисленные войны, прошедшие по этой земле, многое сохранилось и даже приумножилось. По крайней мере, специфическая атмосфера должна была остаться. Как бы не так! За исключением уже известных мне двух мечетей да груды кирпича, названного в путеводителе «старыми городскими воротами», здесь ничего не осталось. Есть, конечно, другие мечети, здания медресе и просто жилые постройки, которые якобы были основаны сто, двести или даже триста лет назад, но выглядели они вполне современно, так как много раз перестраивались.
Знаменитый газвинский базар не отличался ни архитектурным лоском, ни внутренним восточным колоритом. Здесь никто не кричал, не размахивал руками. Покупатели задерживались у прилавка ровно столько, сколько им требовалось для совершения покупки. Похоже, они даже не торговались. Некоторое исключение представляли собой ряды с женской одеждой и украшениями. Около витрин всегда останавливались группы девочек-подростков. Они могли часами любоваться на серебряную брошь или обычную косметичку. Но денег на покупку у них не было.
Однако по мере того, как я изучал город, разочарование постепенно отступало. Уже к вечеру я решил, что Газвин мне даже нравится. Перемена в настроении произошла благодаря местным жителям. Ко мне то и дело подходили незнакомые люди. Большинство просто хотели узнать, откуда я приехал. При этом они тыкали себя пальцем в грудь и говорили: «Иран». В ответ, я должен был назвать свою страну. Газвинцы широко улыбались, пожимали мне руку и даже пытались чем-нибудь угостить, обычно фруктами. Некоторые звали с собой в кафе. Поначалу я отказывался. Но на лицах подошедших отражалось столь неподдельное разочарование, что через некоторое время пришлось принять местное гостеприимство как должное и уступить напору жаждавших меня облагодетельствовать. Пока я гулял по рынку, мой рюкзак доверху наполнился абрикосами и мелкими оранжевыми яблоками. Кто-то угостил лепешкой, а кто-то соленым творожным сыром.
В довершении я пообедал в компании с преподавателями Газвинского университета. Все они хорошо говорили по-английски, хотя за пределами Ирана ни один из них никогда не был. Преподаватели рассказали, что Газвинский университет считается одним из лучших в Иране. Сюда приезжают учиться из разных уголков страны, а также из-за границы. Образование может быть платным или бесплатным. Все зависит от успеваемости конкретного студента. В последние годы иранское правительство вынашивает планы приватизации всех крупных вузов. Попытка приватизировать Тегеранский университет вызвала широкие протесты в академических кругах. Боясь, что недовольство рано или поздно выльется в политические выступления, правительство отменило решение. Теперь ходят упорные слухи о приватизации Газвинского университета, и преподавателей такая перспектива совсем не радует.

Общаясь в дальнейшем с иранцами, я понял, что многие из них не довольны сложившимся порядком вещей. Представители немногочисленного среднего класса и религиозных меньшинств хотели бы большей демократизации. Те, кто успел воспользоваться экономическими реформами девяностых и заработал немалый капитал, считают, что исламское правительство слабо представляет их интересы заграницей. Но большинство иранцев тревожат растущие цены и высокий уровень безработицы. Никаких политических и уж тем более религиозных требований они не выдвигают. И молодежь, и люди постарше признают, что при шахском режиме было еще хуже. Превращения Ирана в слабую полуколониальную державу они не хотят.
Один из преподавателей по имени Али поинтересовался, не хочу ли я принять участие в пикнике, который собирается организовать его семья. Я с радостью согласился. Али пообещал, что заедет за мной завтра утром. Было ужасно интересно узнать, как иранцы проводят свободное время. Естественно, я ожидал, что пикник будет проводиться за городом и соберет всю многочисленную родню моего нового знакомого.
Я ошибался. Утром Али не появился. Он зашел ко мне только в полдень. Мы наскоро пообедали в гостиничном ресторане и пешком добрались до городского музея. Музей находился всего в сотне метров от моего отеля. Ничего особо интересного внутри его не было. Зато вокруг рос сад, в котором нас уже ожидали две женщины – жена и сестра Али. Они устроились прямо на траве под раскидистым деревом. Рядом лежало несколько бумажных салфеток с завернутыми в них дольками дыни и напитками. Али представил меня. Его жена даже пожала мне руку – жест совершенно не характерный для иранок. После чего дамы принялись общаться о чем-то своем.
Мы сели в сторонку. Али угостил меня местным безалкогольным пивом. По вкусу, цвету и запаху оно напоминало наш лимонад. Что было дальше? А собственно ничего. Иранец лег на траву и спокойно заснул. Я спать не хотел, поэтому переместился на женскую половину. Жена Али спросила, нравится ли мне в Иране, дала кусочек дыни, а затем демонстративно повернулась к собеседнице. Попытка их сфотографировать вызвала резкий протест. Я отправился гулять по саду. Совсем покидать место пикника было неловко. Али проснулся часа через два и позвал меня пить пиво. Потом меня проводили в отель.
«Ну, как? Понравилось?» – спросил на прощание иранец.
«Да, – вяло ответил я. – Было очень весело».
Но Али в моем голосе не заметил сарказма.
«Приедешь домой и расскажешь друзьям, как мы здесь живем».
На этот счет он мог не беспокоиться. Обязательно расскажу, а то вдруг кто-нибудь из них тоже поедет в Иран и будет приглашен на пикник. В конце концов, им надо будет знать, от чего следует наотрез отказываться.
Портье встретил меня хитрой улыбкой.
«Вы остаетесь назавтра?» – спросил он.
«Завтра я еду в Тегеран».
«Но вы ведь еще не были в Аламуте!»
«Аламут я пропустил ради прогулки вокруг городского музея».
«Это ничего, – кивнул портье. – Будет повод приехать еще раз».
Позже мне приходилось слышать от иранцев, что Газвин – необыкновенный город. Там даже воробьи летают на одном крыле. Признаюсь, воробьев я не рассматривал, но был рад, что выбрал первую остановку именно здесь. Как оказалось, лучшего места для адаптации найти было не возможно. Уже на следующий день, шагая к автостанции, я вдруг понял, что больше не испытываю чувства отчужденности. Теперь я ощущал себя в Иране как дома. Ну, или почти как дома.

Дмитрий Самохвалов

Понравился материал? Поделитесь им в социальных сетях
Если у вас есть комментарии по теме, не стесняйтесь оставлять их внизу